Незаконченные рассказы

Кафка больше не может или не согласен писать «малыми дозами», обрывками разрозненных моментов. Это открылось ему в ночь на 22 сентября, когда, одним порывом написав рассказ, он познал во всей полноте безграничность того движения, что побуждает его писать: «Писать возможно только так с такой продолжительностью, с такой совершенной открытостью души и тела». И некоторое время спустя (8 декабря 1914 г.): «Вновь убеждаюсь, что все написанное кусками, а не одним махом, в продолжение большей части ночи или всей ночи, несовершенно, и что я своим образом обречен на эту несовершенностъ.» (Здесь мы находим первое объяснение для стольких незаконченных рассказов, впечатляющие руины которых открывают нам «Дневник» в его сегодняшнем виде). Очень часто «история» ограничивается лишь несколькими строчками, иногда, быстро набрав связность и густоту, она все же обрывается в конце страницы, иногда, растянувшись на несколько страниц, обретает устойчивость и размах и, однако, все равно прерывается.

Тому существует множество причин, но прежде всего — это время, время, которым Кафка располагает, лишено той длительности, которая позволила бы рассказу обрести необходимое развитие во всех направлениях; рассказ — это всегда лишь отрывок, затем еще один отрывок. «Как мне, исходя из отрывков, сложить историю, способную набрать высоту?» Таким образом, не обретя формы, не породив собственного пространства, в котором потребность писать должна оказаться разом проявленной и снятой, рассказ теряет управление, сбивается с пути, воссоединяется с ночью, из которой он возник, и там удерживает того, кто не сумел наделить его днем.