Уклонение от судьбы

То, что позволяет лично Кафке выглядеть столь современным и в то же время столь необычным в своей среде пражских и венских литераторов, — это именно его откровенное нежелание быть гением или воплощением какого-то объективного величия и, с другой стороны, его столь страстное уклонение от какой бы то ни было судьбы.

Он больше не был никоим образом влюблен в мир, каким он нам дан, и даже о природе говорил, что ее превосходство над человеком продлится лишь до того времени, «когда я оставлю вас в покое».

Для него речь шла о возможном, построенном человеком мире, в котором действия человека зависят только от него самого, от его собственной спонтанности, и в котором человеческое общество управляется по законам, предписанным человеком, а не таинственными силами — не важно, интерпретируются ли эти силы как высшие или низшие.

И в таком, уже не воображаемом, а непосредственно выстраиваемом мире он, Кафка, хотел стать не исключением, а — согражданином, «членом общины».

Это, разумеется, не означает, что он, как иногда считается, был скромен.