Предмет искусства

Искусство — это прежде всего сознание зла, а не его компенсация. Непреклонность Кафки, его верность требованиям творчества, его верность требованиям зла избавили его от райских видений, в которых находят себе усладу столько слабых писателей, разочарованных жизнью.  Предмет искусства —  не  фантазии или «конструкции». Но истину оно тоже не описывает: истина не может быть ни описана, ни узнана; она и сама себя познать не может, точнее, спасение земное не может быть изображено или подвергнуто вопрошанию, но должно лишь свершиться.

В этом смысле для искусства нет оснований: строгий монизм исключает любых идолов. Но в том же самом смысле, искусство, в целом не оправданное, оправдано лично для Кафки, ибо оно относится, как и сам Кафка, к тому, что вне мира и выражает глубину этого «вне» с его недостатком близости и покоя, глубину того, что возникает, когда даже с самим собой, даже с собственной смертью уже нет отношений возможности. Искусство — это сознание «такого зла».

Оно описывает положение того, кто сам для себя потерян, кто больше не может говорить «Я», в том же порыве потеряв и мир, и действительность мира, — кто принадлежит изгнанию, тому времени тоски, когда, как говорит Гёльдерлин, богов уже и еще нет. Это не значит, что искусство утверждает иной мир, хотя, возможно, и верно, что оно происходит не из другого мира, а из совсем другого мира (как видно, именно в связи с этим — хотя и в записях, раскрывающих его религиозный опыт, а не в произведениях — Кафка совершает, или готов совершить, тот скачок, который искусство не может позволить).